30
Виталий Галущак - Долг Родине

 

Я лежал на асфальте, лицом вниз и кто-то заламывал мне руки за спину. Я попытался поднять голову и посмотреть, кто же это делает, но ничего не видел, кроме ног. Лежа на асфальте лицом вниз, сложно увидеть лицо человека, который стоит и завязывает тебе чем-то руки за спиной. Меня подняли и повели в сторону того самого джипа, за которым мы следили. «Интересно, что с Димкой?» - подумал я. Оказывается, он уже сидел в джипе, тоже с завязанными за спиной руками. Когда меня посадили на заднее сиденье, мы с Димой переглянулись, и я только хотел сказать: «Слава Богу, ты цел». Но в это время водитель повернулся в нашу сторону и сказал: «между собой не говорить, иначе зашибу». Как все сложно с этой контрразведкой! Куда проще быть обычным студентом на сборах от военной кафедры. А то с представителями контрразведки случается столько всего интересного, зачастую совсем не полезного для здоровья.
Водителя я не знал. Но это не удивительно, я же ничего не помню из этой жизни. Я и Димку не знал, а мы с ним, оказывается, пять лет знакомы. Второй представитель «команды из джипа» занял свое место впереди, и мы опять куда-то поехали. Все едем, едем, едем в далекие края, не очень-то счастливые соседи, но вполне веселые друзья. Ехали минут пятнадцать-двадцать, сложно сказать точно, когда часы на твоей руке, как и сама рука, находятся за спиной. В итоге приехали в какой-то загородный дом. Достаточно большой двор, высокий забор. В общем, все как надо. Нас повели внутрь здания, причем повели в разные комнаты.   Меня посадили на стул и, как в классике жанра, включили фонарь, который светил мне прямо в лицо, чтобы я не видел своего собеседника. Мне начали задавать вопросы незнакомым голосом:
- Зачем вы сбили вертолет губернатора?
- Какой вертолет губернатора? Я ничего не сбивал, вы что-то путаете.
Удар в живот был очень болезненным, и вопрос был задан уже с несколько другой формулировкой:
- Кто вам дал задание сбить вертолет губернатора?
- Я же вам говорю, ничего такого не знаю. Вы меня с кем-то путаете!
Этот удар пришелся мне уже прямо в челюсть, я думал, как бы челюсть-то не выпрыгнула. Самое обидное еще и в том, что я ничего не помню, и даже если меня будут так бить, что я все-таки решу выдать информацию, то я не все смогу рассказать, что они хотят узнать. Меня эта мысль даже немного развеселила, и я улыбнулся. Допрашивающего, видимо, моя улыбка совсем не порадовала.
- Что смешного в наших вопросах, Виталий Николаевич? Вы хотите, чтобы мы вас сейчас хорошо обработали и после этого продолжим нашу беседу?
- Понимаете, дело в том, что я головой ударился сильно. Ничего не помню, вообще ничего. А вы мне тут про какой-то вертолет губернатора говорите. Я бы сам хотел узнать, зачем я его сбил? Раз вы говорите, что я его сбил – значит так и есть. У меня не оснований вам не верить. Зачем вам меня обманывать? Но от этого я все равно не вспомню, что, как и зачем произошло. Вот вы вместе со мной взяли моего товарища. Он сегодня так же, как и вы, сам на меня вышел и сказал, что он мой приятель, что мы с ним знакомы пять лет, что я в контрразведке работаю. Мне ему не верить тоже смысла нет. Но дело в том, что он, может быть, вообще мне неправду сказал. Вот я вам сейчас скажу, что работаю в контрразведке, что по заданию руководства сбил губернатора. Но я не уверен, что это правда, понимаете?
- Да, значит ты так решил повернуть дело? То есть ты хочешь сказать, что ничего не помнишь из своего прошлого?
- В том-то и дело, что я помню свое прошлое. Но почему-то в моей памяти нет ничего связанного с губернатором, с тем, что я его сбил. В моей памяти я студент, нахожусь на сборах от военной кафедры. Мы буквально вчера готовили орудия к стрельбам. Но что из этого орудия будут стрелять по губернатору, я не знал.
Тут я, конечно, немного слукавил. Я уже понимал, что альтернативная ветка моей жизни, которую я или нафантазировал во сне, или она действительно шла, пока я спал. Так вот, я понимал, что действительно сбил вертолет губернатора, что я работаю на контрразведку и так далее. Но, когда есть реальная возможность пустить пыль в глаза, замести следы, почему бы мне ею не воспользоваться? Тем более, что я искренне верил в то, что говорил, в то, что я ни к чему не причастен, так как я считал это всего лишь сном. Вы знаете, люди на другой стороне комнаты решили усугубить процесс, и в течение следующих пары минут я принял достаточно большое количество ударов. После этого, насколько я мог судить по ощущениям, мое лицо превратилось в один большой синяк и некоторые мои ребра еле выдержали натиск, а, может быть, какое-то из них и не выдержало…Да, тяжело мне будет. Но я уже решил стоять на своем и все эти побои не имели смысла. Я уже настроился на свою волну и решил, что мне говорить и что не говорить. Эти побои меня абсолютно ни к чему не подталкивали. Может быть, такая подготовка у меня из-за того, что я работаю в спецслужбах,  а, может быть, я сам по себе такой. Кто знает? Куда-то я в философию ударился, а меня бьют непонятно зачем. Видимо, мои допросчики заметили напрасность всего происходящего и перестали меня избивать. Правда,  я об этом подумал, наверное, спустя минуту после прекращения избиения. Мозг был затуманен, сознание практически отключено и я постепенно возвращался к жизни. Все тот же голос за кадром говорил:
- У тебя есть два пути. Первый – ты нам сейчас все рассказываешь без сказок про потерю памяти, и я обещаю тебе, что мы оставим тебя в живых. И второй путь – ты продолжаешь играть в амнезию, и мы начинаем приводить тебя в чувство. То, что сейчас тебя немного размяли – это ерунда. У нас есть другие методы, есть специальный подвальчик, оборудованный для пыток. В своей работе мы учитываем богатый опыт в этом направлении, начиная со средневековой системы: дыба и все такое. Ты знаешь, в средневековье люди очень хорошо умели пытать, им все рассказывали, и ты нам все расскажешь. Просто по первому пути ты при этом останешься здоровым, а по второму – не факт что выживешь, но здоровым точно не останешься. Станешь калекой на всю жизнь. Оно тебе надо?
- Вы правы, калекой быть не хочется. Но рассказать вам я все равно ничего не могу, потому что не помню. Я не играю в несознанку, в потерю памяти…У меня действительно ничего этого не отложилось в голове.